М. Ямпольский СМЕРТЬ В КИНО ("Искусство кино". 1991. № 9.)

РИТУАЛ. Самое элементарное отличие живого тела от мертвого заключается в том, что живое тело обладает интенциональностью, оно открыто миру и взаимодействует с ним. Мертвое тело превращается в вещь, в объект. И хотя объект тоже может обладать интенциональностью и по-своему быть обращенным к живому, живые инстинктивно исключают эту интенциональность трупа, то пугающее силовое поле, которое он обращает к живущим. Живые способствуют смерти в той мере, в какой они стремятся подчеркнуть пассивность, внешность трупа, превратить его в инертный предмет. Но эта символическая процедура убиения мертвого, его опредмечивания, его исключения из мира сопровождается иной процедурой, которую можно определить как превращение мертвеца в знак. Этс процесс разобран Жоржем Батаем на примере жертвоприношения. "Когда приносимое в жертву животное входит в круг, где его убьет священник, оно переходит из мира вещей, закрытых для человека, для которого они являются ничем, которые он знает извне, в интимный мир, который имманентен ему и знаком ему, как женщина в любовном акте".

Иными словами, тело убитого животного перестает быть вещью и становится знаком, и именно в качестве знака оно и входит внутрь человека. Можно сказать, что жертвоприношение преобразует интенциональность трупа в его знаковость. Жертвоприношение является лишь наиболее выразительным случаем ритуала, которому подвергается покойник. Наиболее выразительным потому, что именно жертвоприношение Иисуса превратило его в Бога - в тело, как некий сверхзнак, источник всех иных значений.

Превращение тела-вещи в тело-знак - функция всего ритуала смерти, особенно церковного. Большое значение в этом ритуале имеет присутствие близких при последнем вздохе, который как бы передается им в качестве некой мистической пневмы-духа. Но и весь ритуал похорон и особенно траура выполняет ту же функцию иллюзорного восстановления жизни в ее знаковой форме. Батай например, указывает, что сопровождающие похороны слезы близких как раз являются "выражением острого сознания общей жизни, схваченной в ее интимности"[Ibid.,p.65].

Слезы отмечают момент смерти как расставания, как разрыва "длительности". Но именно этот разрыв привычного, растворенного в движении времени существования вещей выявляет существо жизни в момент остановки, перерыва, в момент появления Знака, который рождается через разрушение длительности, через остановку существования. Подобным образом действуют и иные компоненты похоронного ритуала. Жизнь останавливается ими, чтобы открыться во всей своей смысловой глубине, чтобы возродиться в знаковой ипостаси...

ЗРЕНИЕ И СЛЕПОТА ...Живое тело нуждается в совершенно особом, автономном объеме существования. Мерло-Пойти приводит выразительное наблюдение: "Если моя рука лежит на столе, мне никогда не придет в голову сказать, что она лежит рядом с пепельницей, подобно тому как пепельница лежит рядом с телефоном. Контур моего тела - это граница, которую не пересекают обычные пространственные отношения. Дело в том, что его части располагак по отношению друг к другу особым способом: они не развернуты одна рядом с другой, но заключены одна в другую" другую" {Mеr1еаu-Рonti,1981,р.114}. Рука не соотносится с пепельницей на столе, но только с объемом того тела, которому принадлежит. Она существует как бы в капсулированном пространстве собственного тела...

КАСАНИЕ ...Созерцание покойника и прикосновение к нему акты принципиально различного содержания. Зрение обыкновенно дает нам видимое как чужое. Человек никогда не может увидеть собственного лица. И даже когда оно предстает его взору в зеркале, оно является лицом другого. Иное дело касание. Тактильные ощущения имеют совершенно особый характер. Когда человек касается, например, стола, стол как бы одновременно касается человека. В силу этого человек в акте касания выступает как субъект (тот, кто трогает), и как объект (тот, кого трогают), как он сам и как другой для себя (объект). Одновременно мир вещей в осязании также выступает как объект и субъект. Стол, касаясь руки, превращается субъект, перестает быть только вещью.

Эти соображения важны, чтобы понять тот традиционный ужас перед прикосновением к покойнику, который обыкновенно испытывают люди. Известно, что созерцание покойника гораздо менее травматично, чем прикосновение к нему. Ведь, дотрагиваясь до трупа, ты позволяешь ему дотронуться до себя. Покойник через тактильность, с одной стороны, обнаруживает свою инертность, неподвижность, смертность, а с другой стороны, вдруг касается тебя, как бы изнутри своего бездонного небытия, из своей ужасающей предметности протягивает тебе руку.

Ничего этого, конечно, нет в чистом зрелище, где зрение одновременно и не дает мертвому телу предстать до конца мертвым (холодным, одеревеневшим, вещным), и не позволяет ему в акте касания ожить из глубины своего отсутствия.

Тактильность, как никакое иное чувство, омертвляет человека, дотрагивающегося до мертвого тела, вводит в контакт с ним и позволяет испытать пугающее чувство своей близости мертвецу. Тактильность есть самый сильный способ ввести мертвеца внутрь своего Я. В этом смысле она противоположна уютному "поглощению" мертвеца как знака.

СИМУЛЯКР ...Безжизненное тело - это лишь вещная форма человека, если можно так выразиться, его материальная имитация - симулякр.

Симулякр - это тоже своего рода знак, в данном случае инертный, вещный знак человека. Но в отличие от того знака, в который превращается тело в жертвопри- ношении, он не может быть интериоризирован, поглощен внутрь. Это особый знак, он - результат имитации природного, естественного. Поэтому это знак, который не может быть введен в сферу языка, усвоен, высказан. Он не относится к области символического и экспрессивного. Он весь располагается в сфере микроразличий. Симулякр мертвого тела имеет значение лишь в той мере, в какой он похож на живое тело и отличен от него. Он весь существует в сфере сходства-различия.

Тело современного человека век чаше выступает именно как симулякр, имитация самого тела - отсюда женский грим, имитирующий естественность, культ загара спортивной комплекции, призванные имитировать здоровье и молодость. Гигантской сферой симулякров стаж вится реклама и кинематограф.

Покойник превращается в симулякр живого именно контексте этих общих для нашей цивилизации тенденций. Особенно очевидно это на примере бальзамирования и гримирования трупа. Мертвое тело для традиционной культуры не является симулякром живого, оно выступает отношению к живому именно как "отдельное и самостоятельное". После того как романтики открыли "красоту смерти", гримирование покойника стало способом скрыть следы агонии и придать телу красоту смерти.